снизу!
Генка осторожно пододвинул меня к краю, схватился за веревку, уперся ногами в камни и начал спуск. Меня дернуло, и я не сдержался, застонал. Показалось, что в рану засунули ржавый нож.
— Андрюха, извини! Держись!
Я держал. Как только мог. Но чувствовал, как внутри раны начинает что-то неприятно тянуть, а намокать неприятным теплом. Я глянул на повязку и увидел, что она вся в крови. Сколько же ее у меня⁈
Связанные над головой руки не давали мне завалиться на бок и упасть, но мне так хотелось выпутать их, чтобы зажать на рану. А еще хотелось пожевать травы еще. Зависимость? Нет. Адская боль. Наркотик хоть немного ее купировал, но быстро проходил. И сейчас боль опять возвращалась.
— Эй, журналист! — крикнул Генка. — Ты встречаешь?
— Встречаю! — ответил тот.
— За ноги не хватай, слышишь? За живот тоже не хватайся. За бока. Слышишь? За бока хватай.
— Без тебя разберусь! Давай, спускай. Еще метров десять нужно. Хватит веревки?
— Конечно хватит! Ты еще меня будешь учить веревки мерить!
Я обвис обессиленным кулем.
— Геннадий! Тут Андрей… — начал Кинг.
— Чего?
— Давай быстрей опускай его!
Сквозь белесое молоко боли я почувствовал, что спуск стал быстрей.
«Этак он меня об землю шмякнет!» — подумал я и мне вдруг почему-то стало нестерпимо смешно.
Я отчетливо представил, как Генка роняет меня, и я падают задницей на скалы. От медведя убежал, от бандитов убежал. А умер так глупо, разбившись об камни.
Хохот рвался из груди неудержимым плотным потоком. Мне было больно, но я ничего не мог с собой поделать — трясся и беззвучно сипел.
— Генка! Он дергается! В припадке! — испуганно закричал Кинг.
— Что⁈ — удивленно воскликнул тот.
И интуитивно встал, чтобы посмотреть. Веревка тут же потянула вниз, и парень едва не уронил меня.
Меня тряхнуло так, что острый приступ боли в миг выжег весь смех из головы.
— Ох! — отчётливо произнес я.
— Держи! Твою мать! Держи! — рявкнул Кинг.
Наконец, я почувствовал, как ноги прикоснулись к чему-то твердому.
— Принимаю! Принимаю!
Крепкие руки Кинга подхватили меня и уложили на землю.
— Андрей, ты как?
— Да его просто от травы на смех пробило! — понял Генка.
И сам облегченно рассмеялся.
Кинг улыбнулся. Потом принялся растирать мое лицо снегом. Я был признателен ему за это, потому что чувствовал, как все внутри меня полыхает огнем.
А потом я вдруг увидел за спиной Кинга белый силуэт. Он был полупрозрачным, и я понял, кто это был.
— Умираю… — прошептал я, без страха, просто, чтобы сообщить своим товарищам, чтобы те просто знали это и не гадали, что сейчас со мной будет происходить.
— Андрей, ты чего? — напугался Кинг.
— Умираю… — повторил я.
Белый силуэт приближался. Его костяные руки тянулись ко мне. Я смотрел ему прямо в глаза. Меня не напугать. Я уже встречал тебя однажды. На этот раз видимо будет без осечек. Представлю твою злость. Пришла доделать дело. Ну давай. Забирай меня. Скорее.
— Уми…
Договорить я не успел — белый силуэт загородил собой весь горизонт и поглотил меня всего без остатка.
* * *
Черное и белое. Мокрое. Холодное.
Боль.
Монотонный гул, противный, у самого уха. Надсадный хрип какого-то механизма где-то высоко над головой.
Кх-кх-кх!
Свист.
Белые пятна. Приятная прохлада на лице.
Боль. Тупая, тянущая, холодная.
— … так долго не было! Задержка большая. По протоколу мне нужно было сообщить руководству, но предохранитель…
Чей-то суетливый голос.
— Предохранитель? — а это Генка.
— Да не переживайте. Я уже починил. Там перемычку…
Торопливое объяснение, сливающиеся слова.
— А командир группы чего?
— Надо лететь. Прямо сейчас. Может умереть.
И вновь боль. Отстранённая, фантомная, словно болит у кого-то другого, но каким-то странным образом я могу чувствовать эту боль.
Пытаюсь открыть глаза. Не могу.
Пытаюсь сказать хоть что-то. Не могу.
Пытаюсь дышать. Не могу.
Я — мраморная холодная статуя, которую зачем-то куда-то тащат. Зачем? Бросьте. Мое место здесь, в снегах.
— Андрей, — слышу в самое ухо. — Потерпи. Еще немного потерпи.
Я не хочу терпеть. Я хочу просто тишины. Бросьте меня в тишину, я хочу окунуться в нее навсегда.
Кх-кх-кх!
